Венский конгресс
1814 г. открыл в истории европейской дипломатии одну чрезвычайно показательную тенденцию, с зеркальной точностью неоднократно повторявшуюся впоследствии. Как только отгремели сражения Наполеоновских войн, которые можно назвать первой "мировой войной" в истории человечества, европейская политическая элита сочла необходимым провести собственный конгресс на высшем уровне. Цель была декларирована самая благая: доискаться до первопричины ужасных войн, будораживших и заливавших кровью Европу два десятилетия, и совместным разумом монархов стран-победительниц учредить в подлунном мире такое устройство, которое раз и навсегда сделало бы невозможным повторение подобного кошмара. Осенью 1814 г. красавица-Вена, не забывшая еще грохота наполеоновских батарей под Ваграмом, пышно встречала державных мужей России, Австрии, Пруссии и Великобритании. В их унизанных драгоценными перстнями руках, словно золотое яблоко, покоилась послевоенная судьба мира.
У Венского конгресса было свое почти мистическое идейное обоснование. По контрасту с основанным на провозглашенном Французской революцией отделении церкви от государства режимом Наполеона он провозглашался собором "христианнейших" монархий Европы, "миссией" которого было торжество в послевоенном мире "добра и любви". Вот имена сильных тогдашнего мира, перед которыми почтительно склонялись могучие народы и армии Европы:
- от России: император Александр I;
- от Австрии: император Франц II, по-своему честный и мужественный человек, самоотверженно способствовавший тому, чтобы его страна устояла в годы наполеоновского нашествия, однако в области международных сношений находившийся под полным влиянием своего канцлера - беспринципного интригана К. Меттерниха;
- от Пруссии: император Вильгельм II, гораздо менее сильная личность, чем его австрийский "коллега", и к тому же легко внушаемая. Сопровождавший его глава прусского внешнеполитического ведомства барон Гарденберг имел изрядный вес во мнении своего суверена.
- от Великобритании: министр иностранных дел лорд Роберт Кэслри, доверенное лицо реально правившего в "туманном Альбионе" при слабом принце-регенте Георге премьер-министра лорда Джереми Питта;
- побежденную Францию представлял королевский министр иностранных дел Талейран (до недавнего прошлого занимавший аналогичный пост при Наполеоне), бывший католический епископ, сменивший свою митру на политическую карьеру в годы Французской революции, признанный гроссмейстер высокой дипломатии.
Конгресс в Вене начинался как встреча трех императоров, еще недавно сокрушивших Наполеона и во главе союзных армий въезжавших в покоренный Париж плечом к плечу - как царственные братья. Однако реальное значение на Венском конгрессе играл только российский император Александр: его прусский, а затем и австрийский коллега ограничились участием в "торжественной части". Деятельность венского конгресса изобиловала судьбоносными для Европы тех лет дискуссиями и решениями.
Российская империя вступала на Венский конгресс твердой и величественной поступью самой влиятельной державы в Европе. Три основных фактора были тому причиной:
- нравственный: Россия заслуженно была увенчана славой спасительницы Европы от наполеоновского владычества - это ее победоносные войска принесли свободу и Берлину, и Вене, именно она поглотила Великую армию Наполеона;
- военный: Россия располагала в 1814 г. самой мощной сухопутной армией на Европейском континенте - самой многочисленной, отлично дисциплинированной, закаленной в боях и, главное, привыкшей побеждать;
- личностно-дипломатический: император Александр I был для страны фигурой не только национального, но и мирового масштаба. Вдохновитель и организатор сокрушившей Наполеона коалиции, он был убежден в особой миссии России как гаранта безопасности на этом континенте. Венский конгресс можно небезосновательно назвать его детищем на пути к достижению этих целей.
Россия шла на конгресс в Вене со своей четкой программой сохранения и упрочения мира в Европе. Император Александр видел причину потрясших мир Наполеоновских войн гораздо глубже, нежели в "демонической" личности самого Наполеона. Он считал "корсиканского узурпатора" детищем Французской революции, сокрушившей устои, на которых столетиями покоился status quo того мира, к которому принадлежал Александр: христианская вера, монархическое устройство государств. Но на Венском конгрессе Россия столкнулась с противником, оказавшимся для нее гораздо опаснее Наполеона с его Великой армией. Этим противником была Великобритания, оружием его была тайная дипломатия, а полем боя стал какой-то генетический страх европейских государств перед их великим восточным соседом - с его огромными пространствами, многомиллионным населением и непознаваемой европейским прагматизмом самобытной душой. Премьер-министр лорд Питт, яростный ненавистник России, высказался по этому поводу еще накануне вступления русских войск в Париж весьма недвусмысленно: "Если эти византийцы захватят Париж сами, то подчинят всю Европу, и мы когда-нибудь будем сидеть на одной овсянке!" Русские захватили Париж и могли диктовать Европе свою волю с позиции силы. Император Александр справедливо полагал, что надежнее строить здание послевоенного мира не на силе, а на "добром согласии" монархий. Тем самым он невольно дал британской дипломатии последний шанс.
В 1814-1815 гг. Европа была готова сплотиться вокруг Великобритании по тем же причинам, по которым сплотилась парой лет ранее вокруг России - на континенте появилась сила, ограничивавшая "самостоятельность" европейских государств. Русская дипломатия апеллировала к категориям скорее идеального характера, вообще-то чуждым практичной Европе, чем и воспользовались англичане. На Венском конгрессе отсутствовали австрийский император Франц и прусский король Вильгельм: связанные с русским царем долгой историей личных взаимоотношений в годы Наполеоновских войн, они могли бы препятствовать заговору против России - порою дружеская симпатия оказывается выше политической целесообразности, а уж симпатию император Александр внушать умел! Закулисные переговоры велись британским премьером Питтом с ограниченным пруссаком бароном Гарденбергом и беспринципным австрийцем Меттернихом, о котором Наполеон говорил: "Он так хорошо умеет лгать, что может быть назван почти великим дипломатом". Что же касалось Талейрана, то этот соратник Наполеона не оставил еще мысли об историческом реванше за поражение в России, и не только вовлек Францию в заговор в качестве активнейшего члена, но и мастерски подстрекал антирусские настроения австрийцев и пруссаков. Конечно же, обстановка повышенной секретности окружала заговор Европы: непобедимые русские полки были постоянным предупреждением о соблюдении тайны, однако они де подстегивали агрессивный страх Европы. Результатом стала секретная договоренность Англии, Франции, Австрии и Пруссии о создании секретного военно-политического союза против усиления влияния России в Европе. Страны-заговорщицы обязывались выступить против России единым фронтом в случае вмешательства последней в интересы одной или нескольких из них, если это "повлечет за собой открытие военных действий". Номинально достаточно было одной из этих держав объявить России войну - и русским пришлось бы столкнуться с коалицией. По силам равной антинаполеоновской.
Как мог такой опытный и тонкий политик, как Александр I, не заметить коварной интриги Англии у себя за спиной? Когда Наполеон в 1815 г. вырвался из своей первой ссылки на острове Эльба и высадился во Франции, чтобы в последний раз блеснуть на "сто дней" - и оборваться в пропасть забвения после Ватерлоо, его разведке удалось заполучить "французский" экземпляр секретного договора. Самозваный император решил с его помощью внести раскол в лагерь своих врагов - и послал его Александру. Александр, находившийся на конгрессе в Вене, мог сделать этот документ серьезным оружием в достижении своих целей. Но он предпочел пожертвовать этим аргументом в пользу сохранения внешнего единства победителей Наполеона. Экземпляр был в личной беседе продемонстрирован Меттерниху и, после устного внушения, выброшен в камин. Вероятно, Александр не верил всерьез в способность разобщенной мелкими территориальными и династическими дрязгами Европы выступить единым фронтом. Возможно, он полагал первоочередной задачей воплощение своей заветной цели - "Священного союза" императоров единой Европы, и полагал, что с заговором можно будет справиться в его рамках...
Александр явно недооценил степень реальной угрозы, с плодами которой предстояло столкнуться 40 лет спустя его последователю на престоле России - Николаю I. А Священный союз императоров был торжественно провозглашен в апреле 1815 г., объединив Россию, Австрию и Пруссию для совместного поддержания существующего геополитического состояния в послевоенном мире и борьбы против распространения революционных идей. Государства Священного союза обязывались поддерживать друг друга дипломатически, а при необходимости - и военной силой. Провозглашалось также право ограниченного вмешательства во внутренние дела малых стран Европы для достижения этих целей.
Известно, что Александр I в последние годы жизни все чаще скептически высказывался по поводу своего европейского "проекта". Мысль о заговоре Европы подсознательно точила его, побуждая к поискам средств обеспечения безопасности уже не Европы в целом - своей страны против коварства союзников. Император умер скоропостижно, в зените своей славы и несовершенных державных замыслов. До своего фатального путешествия 1825 г. в Таганрог он не думал о близости кончины - и потому не успел подготовить преемственности своего политического курса наследником. Николай I, кристально честный человек и благонамеренный государь, не имел, тем не менее, в числе своих добродетелей внешнеполитической прозорливости. Неукоснительно следование духу и букве Священного союза, воспринимавшееся им как продолжение дела своего августейшего старшего брата, не раз заставляло его поступаться национальными интересами, спасая своих вероломных союзников...